"Пожар никого не должен оставлять равнодушным"

Григорий Куксин: Подобных новостей много, и звучат они примерно так: наступила жара, и поэтому всё сгорело. Утверждение неверно… чуть более чем полностью.

Сгорело, конечно, не всё, хотя горит много. Пожары – один из самых масштабных факторов воздействия человека на природные сообщества, меняющих среду обитания. Не «уничтожающих», я стараюсь избегать таких терминов, ведь рано или поздно территория после пожаров восстанавливается, даже если происходит опустынивание. Из-за пожаров меняется растительность, меняются места обитания, страдают те виды, которые не смогли приспособиться. Кто-то, наоборот, получает преимущество – какие-то растения, например. Вопросы «уничтожен – не уничтожен», «слишком много – слишком мало» всегда вызывают дискуссии. Но поскольку пожары в большинстве своём антропогенные (9 из 10 точно происходят по вине человека), этими пожарами мы регулярно воздействуем на природные сообщества и уничтожаем конкретные растения и места обитания для конкретных видов животных. Остаётся то, что как-то к пожарам приспосабливается. Где-то это пустыня, где-то – так называемые пирогенные сообщества, которые формируются под влиянием пожаров.

Про площади можно спорить бесконечно, потому что цифры, которые кто-нибудь называет, кто-нибудь другой обязательно оспаривает. Хорошо учитываются пожары лишь на определённых категориях земель лесного фонда. Ежегодно там от 4 до 12 миллионов гектаров оказывается пройдено огнём. Но, судя по данным космического мониторинга, примерно столько же горит на землях, где пожары хорошо не учитывают. Таким образом, ежегодно, в среднем, в пределах 20 миллионов гектаров нашей страны сгорает.

Конечно, это много! И конечно, многие из этих пожаров существенно влияют на жизнь людей. Вызывают задымление, уничтожают привычную среду обитания, какие-то ландшафты, к которым мы просто привыкли и хотели бы там гулять. Последствий много, и они разные. Прямые последствия – гибель людей и потеря здоровья. От пожаров очень сильно растёт смертность, особенно в городах, где формируется задымление. Долгосрочные экологические последствия – очень длинные и очень разные. С моей точки зрения, пожаров у нас многовато. Мы вообще боремся с пожарами, потому что они нам мешают, а не потому, что у нас священная война с огнём.

Девять из десяти пожаров по вине человека…

Людмила Крючковская: Математика простая. 10 процентов приходится на естественные причины, а их только три: падение метеорита, извержения вулкана и грозы. Метеориты падают не так уж часто, вулканы хорошо локализованы. А молнии чаще всего сопровождаются осадками, которые тушат возникший пожар. Всё остальное – деятельность человека.

Антропогенные причины мы делим на две группы. Первая – всё, что связано с хозяйственной деятельностью. Когда люди с помощью огня пытаются решить какую-то свою проблему: защита территории, сельское хозяйство… Вторая группа причин связана с небрежностью и сосредоточена вокруг рекреации. Люди просто проводят время на природе, разводят костёр, шашлыки жарят. Они не ставят перед собой задачу что-то целенаправленно сжечь. Но так как они плохо понимают, как правильно обойтись со своим костром или окурком, существенная доля пожаров происходит по такому стечению обстоятельств.

То есть антропогенные причины – это либо сжигание травы, палы, либо не затушенные костры?

Людмила: Если очень грубо, то да; хотя кроме палов, огонь применяется, например, в лесном хозяйстве. По окончании сезона арендатор должен очистить участок от пней, веток в пожаробезопасный период, чтобы в случае чего это место не стало захламлённым. Но арендатору неудобно делать это зимой, когда мокро, сложно подъехать, плохо горит… Но в целом так и есть – это либо хозяйственная история, либо небрежность.

Есть какая-то статистика по регионам, где и по какой причине горит?

Людмила Крючковская: Со статистикой довольно сложно. Никто не занимается качественным сбором этих данных. Например, когда пожар тушат работники лесного хозяйства, они заполняют специальную форму, где нужно указать причины пожара. Форма предлагает выбор, но опции выделены на разных основаниях! Например, в качестве причины можно указать местное население (А туристы к нему относятся? Неясно). Есть причины, которые фиксируются как мотив: сельскохозяйственные выжигания. А есть причины, которые выделяют по территориальному признаку: пожар пришёл из другого субъекта или страны. В итоге статистика ведётся по критериям, которые сравнивают тёплое и мягкое, и оперировать этими данными не получается. А для многих категорий земель – сельскохозяйственные земли, земли запаса – даже такой анализ не проводится.

Как вообще можно понять, откуда пожар? Что вы для этого делаете?

Григорий Куксин: Расследованием занимается пожарный надзор (структурное подразделение МЧС России, которое отвечает за объектовые пожары) и выездные лаборатории, инспекции. Но действуют они как в населённом пункте: ищут следы легковоспламеняющейся жидкости, обгорелые провода и тому подобное. Если находят – считают причиной. Но так легко прийти к необоснованным выводам. Например, если лесной пожар затронул какой-то штабель древесины, а на нём нашли следы бензина с маслом, «городской» дознаватель заключит, что это был поджог с целью уничтожить штабель древесины. Но вообще-то на заготовленной древесине всегда можно найти такие следы, просто потому что бензопила работает на смеси бензина и масла…

Природные пожары нужно расследовать иначе: важно анализировать форму пожара и начальную точку. Это можно сделать с помощью космических снимков. Пожары, которые устраивают люди, возникают там, где люди ведут свою деятельность или свой досуг. Очень часто мы находим костровое место, и видно, как из него ушёл огонь. Обычно это узенькая дорожка, тонкая выжженная полоса, которая расходится и превращается в основное пожарище. Или мы видим мангал, от которого уходит полосочка сгоревшей травы. Или – красивое место, видовая площадка, высокий берег. Под ним начался пожар. Здесь можно предположить, что причиной пожара стал брошенный окурок. Доказать не удастся, так как окурки сгорают полностью.

На пожаре многое можно найти. Поэтому перед тем, как давать советы или искать решения для какой-то территории, как им меньше гореть, мы изучаем космоснимки, начальные точки пожаров за много лет. На каждом пожаре стараемся покопаться в чужих углях, кострах. Мы – такие помоечники, которые лазают по пепельницам, смотрят обгоревшие банки в костре, потому что из этого можно понять, как себя вели люди, что пили, как разводили костёр, как далеко летели искры, бросали ли они окурки вокруг костра, сжигали ли мусор в конце… Это всё позволяет нам строить гипотезы, а исходя из них – думать, как сделать, чтобы пожаров стало меньше.

Таким же образом мы анализируем космоснимки, схемы тушения, отчёты, свидетельства на местности – минерализованные полосы, следы тушения. И смотрим, почему не получилось потушить. И когда понимаем, почему – можем дать совет, как сделать лучше. Чего не хватило? Людей, оборудования, или умения его применить? Был водоём, но не смогли взять из него воду – почему? Не было подходящей помпы? Не продумали, как сделать подход или подъезд? Или просто не умеют взять воду из мелкого, грязного водоёма? Мы начинаем думать, что включить в обучение, какую технику закупить, как поработать с местными жителями, туристами, чтобы они свой костёр лучше потушили, а свой окурок унесли с собой.

Вы – с одной стороны сыщики-следователи, а с другой – учителя, эксперты. Как вы пришли в профессию?

Григорий Куксин: У меня всё относительно просто и относительно случайно. Был умный мальчик, юннат, из хорошей семьи, с поддерживающими родителями, которые баловали и давали возможность заниматься тем, чем интересно, ходить в кружки, изучать птиц. С детства я ездил в разные заповедники и мечтал стать биологом. В студенческие годы познакомился с движением Дружин охраны природы, попал в заказник «Журавлиная родина» в Подмосковье. Оказалось, что природу интересно не только изучать, но и сохранять. А ещё – что кроме браконьеров надо бороться с пожарами, так как территория начала гореть. И журавли сгорали прямо на гнёздах.

Это был конец девяностых, кризисные явления как в пожарной, так и в лесной охране. Оказалось, что территорию просто никто не защищает. Мы начали тушить своими силами, потом по инициативе дружины создали одну из первых дирекций особо охраняемых природных территорий. И оказалось, что там некому работать. Как честный мальчик, дружинник, я решил, что нужно бросить институт и пойти туда работать инспектором. Так я стал профессионально заниматься охраной природы.

Позже организация осталась без руководства. Но пожары нужно было продолжать тушить, и меня заманили работать в военизированную пожарную часть. Стал рядовым внутренней службы, простым пожарным в сельской пожарной части. Потом начальником, потом командиром отделения, потом начальником караула. Четыре года провёл в пожарной охране, продолжая развивать добровольчество. Мы работали с местными детьми и взрослыми, возили в какие-то походы и лагеря… И действительно меняли ситуацию в пределах одного района! «Журавлиная родина» стала гореть намного меньше, мы научились прилично тушить торфяники. Но чем дальше, тем очевиднее становилось, что проблема более глобальна и системна, ей нужно заниматься гораздо шире. К тому же, внутри района становилось тесно, и я стал искать возможности.

Пришёл работать в общественную организацию на должность водителя (других вакансий не было), потом в волонтёрское отделение, потом создал собственную программу. После пожаров 2010 года удалось получить финансирование, открыть отдельное направление и развивать пожарное добровольчество, а также помогать заповедникам и нацпаркам тушить торфяники. Мы работали много и интересно как в России, так и в других странах. За этот период сдвинули многие вещи в нужную сторону.

Но чем взрослее я становился, тем больше было понятно: я тушу 10 лет, 20 лет, 25 лет – а с причинами пожаров ничего не происходит! Мы пытались на них влиять, но хотелось делать это гораздо глубже и гораздо интереснее. И мне повезло встретиться с Людмилой, которая пришла к нам работать. Оказалось, что классно работать вместе и сочетать экспертизу: мою пожарную и другую, из социальных наук. Я взял отпуск на год и мы открыли свою организацию, чтобы заниматься своим делом ещё более эффективно с точки зрения КПД каждого из нас.

Людмила Крючковская: В теме борьбы с пожарами есть место для специалистов из настолько разных областей, что об этом сложно подумать на старте карьеры. Я стала тем человеком, который пришёл в природоохрану совсем с другой стороны.

Профильное образование и опыт моей работы связаны с маркетинговыми коммуникациями, рекламой, связями с общественностью, медиа. Я работала в коммерческой сфере, в международных сетевых рекламных агентствах, которые сотрудничали с крупнейшими брендами. Этот опыт очень помогает мне сейчас: в коммерческом секторе хорошо отлажены менеджерские и креативные процессы. Этого не хватает в природоохранной сфере, которая держится на энтузиастах, людях с большой энергией и желанием что-то изменить. Но у таких людей часто не достаёт базы по выстраиванию процессов, стройной и чёткой слаженной работы с ясным целеполаганием и последующей оценкой эффективности.

Когда я познакомилась с Гришей и его командой, оказалось, что в их работе есть место и социальным наукам. Им был нужен человек, который более привычно думает про людей, как с ними разговаривать, как работать с их представлениями о мире, и как его измерять с помощью социологических методов. Оказалось: то, чему я училась и с чем работала, можно применить для такого хорошего, нужного дела.

Мы вместе работали над большими проектами, и я поняла, что правильно работать с причинами пожаров не вообще по всему миру или стране, большой или маленькой, а пробовать искать методы, кейсы, решения, которые показывают свою эффективность на земле, чтобы в дальнейшем их масштабировать и предлагать конкретные методы. Ведь здорово рассуждать о профилактике, методах и коммуникациях в теории. Но если ты такая умная, покажи, что ты умеешь? Ты можешь всё это применить? Принять этот вызов было интересно.

Мы реализуем конкретные кейсы, крутые штуки, которые можем показать. Например, поработали в каком-то районе, а после этого можем прийти в соседний и сказать: «Смотрите, ваши соседи больше не горят. Давайте попробуем с вами тоже?» А потом прийти в регион, сказать, что есть один кейс, второй, и предложить масштабировать. Это круто!

Сложно с людьми договариваться?

Людмила Крючковская: Я с Гришей часто шуткую, что это сложнее, чем тушить пожары.

Григорий Куксин: И это действительно так.

Людмила Крючковская: Когда мы приезжаем в коллективы проводить тренинги, чувствуется предвзятое отношение: «Мы будем тушить и тренироваться тушить, и это реальное дело, а профилактика – это всё, конечно, очень важно, но это уроки в школах, не мужское это дело».

Григорий Куксин: И с неясным результатом. «Когда-нибудь будущие поколения скажут нам спасибо…», но на самом деле всё не так.

Людмила Крючковская: Оказывается, в этой тематике важно всё: как люди живут, как они думают, как они относятся к себе и к миру вокруг, какие у них культурные традиции, ценности, какие у них экономические отношения. Все эти аспекты влияют много на что, в том числе и на то, почему горит у них за забором, или внутри забора.

Григорий Куксин: В профилактике есть две составляющих: как сделать так, чтобы возникало меньше пожаров, и как сделать так, чтобы ущерб от возникших был меньше. Наша работа направлена и на то, и на другое. Когда мы приходим в какой-то район или село, смотрим не только почему они горят, но и на весь пласт культурных традиций.

Есть ли у них, где взять дрова? Чем топят печки? Работа с местными жителями очень важна, в том числе потому, что такие же местные жители, их друзья, родственники – это главы поселений, которые решают, на что потратить деньги: опахать населённый пункт или провести «профилактическое выжигание». Да и местные пожарные – тоже местные жители, которые кидают окурки, или считают, что траву жечь – нормально.

Пожары ведь тушат не супергерои с календаря. Пожарные – это классные, настоящие живые люди. Обычные сельские парни, которые где-то колымят, чинят машины, огороды свои ведут… Есть причины, по которым у них не получается тушить вовремя, или не получается вообще. Когда общаешься с ними, понимаешь, почему они не могут не поджечь траву, или отойти от машины и потушить. Здесь находятся решения, которые мы можем предложить и реализовать вместе с ними. Здорово, когда удается вместе с этими людьми придумать какую-то штуку, как им жить лучше, как им чувствовать себя более успешными, счастливыми, профессиональными. Иногда какая-то купленная мотопомпа и рукава меняют отношение человека к себе и к тому, может ли он справиться. А дальше – чем меньше ты горишь, тем больше ты привыкаешь жить и не гореть. Может оказаться, что это новая социальная норма. Поэтому между профилактикой и тушением нет чёткой границы.

Люда, а ты тушила что-нибудь сама?

Людмила Крючковская: Да. Удивительно вдруг обнаружить себя человеком, который потушил несколько пожаров. Нам с Гришей больше всего нравятся торфяные пожары.

Григорий Куксин: Не знаю, мне разные нравятся! Просто в торфяных мы здорово разбираемся, и часто нас зовут туда, где до нас никто справиться не мог, а мы видим здесь простое решение. И это такой вау-эффект: тебя зовут, как крутого специалиста, а ты приезжаешь и понимаешь, что здесь всё легко исправить.. Никто не справлялся, а у тебя здесь через день – озеро вместо пожара. Конечно, нравится. Эти пожары медленные, есть время подумать. Вот на траве у тебя времени думать нет, здесь другой драйв. Но на торфяники мы ездим часто, и Люда перетушила много довольно сложных очагов.

Людмила Крючковская: Я вообще люблю подумать, прежде чем делать. Может, мы поэтому решили, что руководителем организации буду я. Иногда коллеги из других групп делятся: «Мы не нашли волонтёров на какой-то выезд, а что могут 1-2 человека с горящим пожаром сделать?» А вот у нас с Гришей есть набор примеров.

Григорий Куксин: Мы обычно вдвоем приезжаем туда, где никто не может тушить. На самом деле у нас целая небольшая команда: трактор, квадрокоптер, большая мотопомпа, вездеход… все вместе и приезжаем. Но из людей только двое.

Могла ли себе представить девочка Люда лет в 17, что будет тушить пожары?

Людмила Крючковская: Я очень рада, что девочка Люда тридцати трёх лет сильно отличается от девочки Люды в 17. Значит, эти годы не зря прошли. Но было действительно странно было обнаружить себя человеком, который погряз в природоохранной тематике, так как зова души специального у меня не было. Но я очень рада, что жизнь сложилась так, что я смогла себя в этом найти и чувствовать себя в этом полезной.

Кажется, что для городского жителя и пожары, и их тушение – бесконечно далёкие вещи. Вы, например, говорите про работу с людьми, про их ценности и прочее – и это всегда люди из сельской местности. А есть ли какая-то «азбука», что-то, что каждый должен знать про пожары, делать или не делать? Простое послание жителю мегаполиса.

Григорий Куксин: Эта тема только кажется бесконечно далёкой. Действительно, зачем сотруднику условного Яндекса, который и в лесу-то не бывает, об этом думать? Однако, тема мгновенно становится очень близкой, но обычно к этому моменту с ней трудно что-либо сделать. Во-первых, на природе так или иначе бывают многие, если не все. Это может быть лес ближайшего Подмосковья, а может, скажем, Ликийская тропа, или острова в Средиземном море – это такие же природные территории, которые горят от таких же причин. И столкнувшись с пожаром, было бы здорово понимать, как себя вести.

Во-вторых, иногда тема природных пожаров сама к тебе приходит. Многие помнят пожары 2010 года, потому что они были резонансными, звучали в СМИ, а дым был в Москве. Тогда было примерно две недели плотного задымления, потому что пожары обступили столицу кольцом. Начались эти пожары в апреле. В мае они разгорались. В июне про них было всё прекрасно известно – это те самые торфяники, которые никто вовремя не потушил. И когда в июле началась жара и засуха, дым пришёл в Москву. Все схватились за голову. Кто-то фотографировался в противогазе на Красной площади, кто-то начал собирать средства на рукава и помпы. Но в тот момент изменить что-то было уже сложно. Эти две недели дали избыточную смертность в московской агломерации примерно на 50 тысяч человек. До ковида мы такие цифры даже представить себе не могли! Это очень много. И это смерти, которых можно было бы избежать.

То же самое периодически происходит в Якутии, в Красноярском крае, Иркутске, в Улан-Удэ, который заносит дымом с Кабанских торфяников. Это всё даёт огромные потери – люди, которые могли бы жить, могли бы быть здоровее и счастливее. Эта тема врывается в твою жизнь, потому что кто-то бросил окурок, или не потушил костер, не подумал об этом вовремя. Или не хватило пары рук, чтобы потушить этот пожар в зачатке. Поэтому посланий, пожалуй, несколько.

1.Пожар никого не должен оставлять равнодушным. Эта проблема касается каждого. Дым не знает границ между городами, регионами, странами, континентами. Проблема общая, она настолько глобальна, насколько можно представить. Через все петли обратной связи, через изменение климата, сажу, чёрный углерод, который садится на ледники. Тающие ледники на Эльбрусе – последствие пожаров совсем в другом регионе, где жгли траву, и пепел летел в воздух.

2.Причина 9 пожаров из 10 – люди, значит, нам надо поменять свои стратегии поведения. Это звучит ужасно, но одновременно – очень оптимистично, ведь на поведение людей мы можем влиять. Мы можем не бросить окурков, не оставить непотушенным костёр. Относиться к природе как к дому: никто ведь не бросит окурок на собственный ковёр, каждый выключит плиту, приготовив пищу. Так и костёр необходимо «выключать»: тщательно полить, перемешать, проверить рукой, что он уже не разгорится. Про всё это нужно узнать заранее, подумать о том, как будешь тушить костёр прежде, чем разжечь его.

3.Второй важнейший блок – это касается каждого, поэтому моя ответственность – не проехать мимо. Нам всем должно быть не всё равно. Когда мы едем по дороге на своём хорошем автомобиле, смотрим в окно на красивый пейзаж и видим дым, который поднимается с поля или возле леса, надо подумать – а не пожар ли это? Если вы видите, что это горящая трава, лес, обочина – надо не полениться и позвонить в 112. Это не сложно. Три движения пальцем. Вы звоните и говорите, что видите, где едете. Это значит, что пожарные приедут гораздо быстрее, чем если не позвонить. Многие рассуждают так: я позвоню, а никто не приедет. Может быть, хотя должны, но может не хватить людей или машин. Может быть, если вы позвоните, никто не приедет. Но если вы не позвоните, точно никто не приедет. Поэтому звоните. 112, или телефон лесной охраны: 8 800 100 94 00, если вы видите пожар возле леса.

4. Любой из нас может сделать что-то, чтобы проблему решать. Если вы сильный, здоровый, у вас есть время и настроение – вы можете присоединяться к добровольным пожарным, помогать каким-то группам, которые ездят и тушат. Но даже если нет времени, возможности, здоровья – можно помогать деньгами на оборудование, информацией в соцсетях. Рассказывать, как не стать причиной пожаров и постепенно менять социальную норму. От каннибализма мы избавились, надо и от подсечно-огневого земледелия тоже избавляться. Это то, что может сделать каждый. Для каждого: и для программиста, и для менеджера, и для рабочего, да для кого угодно, здесь найдется точка применения своих сил. Потому что пожары нас должны объединять. Вместе против общей беды.