«В заповедную систему меня, можно сказать, затащили силком. Родное министерство на меня, что называется, положило глаз и направило в заповедник. Мне сказали: „Надо, Юра!“ А я до этого в заповеднике был всего только студентом на практике. Я попытался „лечь на крыло“: мол, я не администратор, с заповедной системой знаком плохо. Но не тут-то было. На тот момент я работал в НИИ старшим научным сотрудником, заведующим лабораторией. Институт и заповедник замыкались на одно министерство, и я быстренько понял, что, если буду упорствовать, мне могут очень скоро перекрыть кислород. Тогда я отправился к И. А. Торчевскому, ректору института, академику. Он меня знал, как говорится, с пацанов, сам на работу принимал, кто ж ещё заступится, как не он? А он вдруг в ту же дуду: благословляю на заповедную стезю! Дескать, иди, чую, что твое это дело. Теперь всё в порядке. О принятом решении не жалею и даже благодарен тем, кто определил для меня новое направление работы. Конечно, с неба сразу все не валилось, но с самого начала поддержку мне обещали. И поддерживают до сих пор. Достаточно сказать, что ни один сотрудник заповедника за это время по собственному желанию не уволился! Правда, чтобы работать было сподручнее, я команду свою с прежней работы в заповедник перетащил».
«Территория ВКГПЗ граничит с землями нескольких сельскохозяйственных предприятий. Такое соседство оказывает негативное воздействие на все то, что охраняется заповедным режимом — почвы, водоемы, растительный и животный мир. Например, при весеннем таянье снега с близлежащих полей смывается почвенный слой. Огромная масса взвешенных частиц попадает в малые реки, протекающие по территории заповедника. Далее эта масса оседает в заповедных озерах, вызывая их обмеление и сокращение площади водного зеркала. Деградация гидросистемы может привести к гибели наиболее ценных для заповедника таежных типов сообществ».
«Мне во многом повезло. Работа, которой я занимался, всегда была для меня любимым делом. Мои коллеги — они же мои друзья. То есть в жизни работа и хобби слились воедино. Кому-то может показаться: что за радость — то до семи месяцев в году в экспедициях находиться, то неделями пропадать в заповеднике, каких-то браконьеров ловить. Каждому свое! Я получаю полное удовлетворение от работы. Конечно, администрирование утомляет, хватает хозяйственной рутины. Помогает, что в заповеднике подобралась прекрасная команда. А второе — я счастлив в семье. С супругою мы одногодки, уже отметили 40-летие свадьбы, и ни разу не было такого, чтобы из-за работы она на меня обижалась. Татьяна понимает меня, как никто другой, хотя порой в шутку упрекает, что я зациклился на заповеднике. Я действительно нынче живу в первую очередь заповедником! Да можно ли иначе работать? Семья и работа до такой степени переплелись, что одно от другого я не отделяю.
Очень значимым для себя считаю, что удалось вырастить двух прекрасных парней. Дело даже не в том, что они пошли по моим, точнее — по нашим с женой стопам. У нас никогда не возникало проблемы отцов и детей. Мы с ними — друзья. Я никогда не навязываю своего мнения, хотя иногда мне и кажется, что они делают что-то не так. Вот два главных звена моей жизни. Они удались. Лично мне для счастья больше не нужно ничего".
«Проблема эта не надумана, и я поддерживаю мысль, что подготовкой кадров нужно заниматься серьезно и загодя. Это тоже входит в обязанности нормального руководителя — немного предвидеть ситуацию, в которой может оказаться заповедник завтра. Тем, кто бездумно живёт только днем сегодняшним, в руководителях делать нечего».
«Да, заповедники — это научно-исследовательские учреждения, лаборатории в природе, да, это участки восстановления и сохранения генетического фонда, а часто и эталоны саморегулирующихся природных систем, требующие особой охраны. Но заповедники — это и центры экологического и общечеловеческого воспитания, от которого зависит и сохранность самих заповедников. Однако проблема приобщения людей к природе заповедника неоднозначна и требует специального рассмотрения для каждого случая в отдельности». Сейчас много говорят о том, что заповедники пора «открыть для широких масс населения».
«Говоря о развитии туризма на заповедной территории, нужно учитывать размеры Волжско-Камского заповедника и представлять себе территории, которые его окружают. Казань с населением в 1,5 миллиона человек находится в 30 километрах от заповедника, стотысячный Зеленодольск — в 17 километрах. Плюс к этому вокруг множество деревень. Так что и безо всякого туризма уровень внешнего воздействия на заповедник немаленький. У основной массы россиян, как эти ни прискорбно, очень низок уровень экологической культуры: если доступ на территорию заповедника сделать открытым, от него просто ничего не останется»
«До сих пор, как кошмарный сон, вспоминаю ту историю, когда муж с инспекторами остановил трех браконьеров. Нарушители охотились на островах на лосей — ночью, с прожектором, установленным на тракторе. Инспекторы их догнали. Муж подбежал, пытаясь стащить вниз фонарщика, и тут сидевший в кабине вдруг решил дать ходу. Колесами трактора Юре раздробило левые руку и ногу. Друзья на лодке довезли его до Мензелинска, — представляю, как его трясло на воде! Оттуда доставили в Казань. Кость руки собирали буквально по кусочкам. Но как только с ноги сняли гипс — он встал на лыжи, пошел на зимние учеты! Думаю, это не фанатизм, а суть его характера. Работа, работа и снова работа, остальное неважно».
«На протяжении ряда лет он постоянно попадает в какие-то громкие, героические истории. То он ложится под трактор, но двух вооруженных бандитов вместе с трактористом задерживает. То под Казанью грабят магазин, но вовремя появляется Горшков и способствует задержанию воров»,