«В судьбе человека, менее целеустремленного, чем Лев Георгиевич Капланов, такая катастрофа могла бы сыграть решающую роль и направить его интересы в другую сторону. Лева вел в те дни изучение млекопитающих Подольского района Московской области. Он не переставал экскурсировать, темпы его работы не снизились, в настроении не было и тени подавленности. Я часто потом удивлялся, что человек, получивший такое увечье, в одиночку совершает тяжёлые и рискованные походы по тайге, месяцы и годы подвергаясь бесчисленным случайностям, и всегда выходит победителем из самых трудных испытаний. Старых зверовых охотников Шарьинскогсго района Костромской области, где вместе с Каплановым мы провели осень 1931 года, он удивлял тем, что в длинные ненастные октябрьские ночи оставался на болотах и гарях послушать рев лосей».
«Для меня до сих пор не совсем понятно, почему Лев Георгиевич не проявлял никакого интереса к поступлению в высшее специальное учебное заведение. В 1931 году, когда он был лаборантом кафедры биологии промысловых животных Института пушного звероводства и охотхозяйства, которой я тогда заведовал, мне удалось убедить Льва Георгиевича вступить в число студентов института. Однако этим дело и ограничилось: занятий он не посещал, из списков слушателей был вскоре вычеркнут и, как ни в чем не бывало, продолжал носиться на лыжах по лесам, окружавшим участок института. Нужно признать — это не было проявлением лени или отсутствия целеустремленности; нет, у Льва Георгиевича Капланова, видимо, был свой оригинальный план подготовки, в который входило полное овладение техникой больших лыжных переходов, штудирование специальной биологической литературы и освоение опыта промысловых охотников. Помню, именно тогда он перечитал и перевел все имевшиеся у меня английские книги о трапперах и промысловой охоте севера США и Канады. Позднее некоторые из описанных в книгах канадских приемов охоты Капланов с успехом использовал в тайге Западной Сибири».
«Лев Георгиевич Капланов был первом зоологом, дерзнувшим вступить на тигровую тропу с чисто исследовательскими целями, что позволило ему раскрыть прежде неизвестные стороны биологии вида. Его работа „Тигр в Сихотэ-Алине“ (1948) долгое время не имела аналогов в мировой литературе. Ещё важнее то обстоятельство, что он горячо отстаивал необходимость сохранения тигра и сумел убедить в этом многих; существующая по сей день и даже численно возросшая популяция амурского тигра в Сихотэ-Алине — лучший памятник его энтузиазму и самоотверженности».
«…Все маршруты мне пришлось проделать одному по малоизвестным верховьям Колумбэ и Арму, не располагая сколько-нибудь удовлетворительными картами, имея тяжелую, до 30 кг котомку за плечами, переправляясь через хребты и перевалы, через стремительные реки с ледяной водой, в жару, дождь, жестокие морозы и вьюги, терпя голод и бедствия, с отрывом от населённых пунктов на месяцы, унося весь запас и снаряжение на себе, часто без обуви и соответствующей одежды, испытывая трудности и лишения до пределов человеческих сил… При этих походах я был оторван от всего мира…
Работа в тайге проходит за свои риск и страх, без расчёта на чью-либо помощь извне; приходилось полностью полагаться на свой опыт и знания. Возвращаясь из походов, я даже не имел места, где мог бы отдохнуть и работать, так как постройка дома на Ясной Поляне была закончена к 1 апреля 1938 года, и все эти двадцать месяцев я провел, ночуя по баракам, лачугам, фанзам, крестьянским избам и добрую половину времени — в палатках и под открытым небом…".
«11 марта вечером беспримерная в истории заповедника зимняя экскурсия успешно закончена. Почерневшие от весеннего горного солнца, месячной грязи и копоти после двадцати ночевок с нодьями, заросшие уже не щетиной, а окладистыми бородами, вконец исхудавшие и утомленные, но счастливые, мы (Л.Г. Капланов и Ф.А. Козин) вышли на кордон устья Арму. Сквозная экскурсия с устья Колумбэ до Сихотэ-Алиня и по Арму вниз до Имана, начатая месяц назад, завершена. Мы прошли по абсолютно пустынной и бездорожной части заповедника, пересекли его „сердце“, покрыв по прямой, не считая боковых экскурсий, 360 км на лыжах и с котомками, имея на пути только две питательные базы — мои избушки, где я работал по лосю в верховьях Колумбэ и в верховьях Арму. Чтобы обеспечить себе максимальную быстроту передвижения, мы не взяли с собой ни нарты, ни палатки с печкой и шли с нодьями. До этого также в течение месяца я непрерывно совершал малые экскурсии по 5−7 дней кряду по верху Имана, Анхазе, Лючихезе и левым притокам Колумбэ. Выйдя 27 декабря 1939 года из Тернея, я до настоящего времени был в походах на лыжах и больше 40 ночей провел под открытым небом, шесть дней пришлось голодать (одни, двое и трое суток подряд), а в январе были морозы до 48°… Полевая работа этой зимы самая трудная и, одновременно, самая радостная за время, проведенное в заповеднике. В нее я вложил все, что у меня есть без остатка — всю энергию и весь концентрированный опыт прежних скитаний по тайге».
«Через сутки на телеге милиционер прибыл, все описал. Но подъехать близко к трупу на телеге нельзя – лес не пускает. Сколотили мы что-то вроде носилок, забросали труп черемухой, она тогда цвела вовсю, и пронесли в таких букетах до телеги, и её завалили черемухой. В цветах так и привезли Капланова в Валентину. Там организовали похороны, там же на кладбище и похоронили».
«Пожелтевшие странички писем, заполненные очень четким, энергичным почерком с характерным обратным наклоном, хранят дух времени, раскрывают человеческое содержание того без преувеличения героического этапа становления отечественных заповедников, с которым неразрывно связаны имена Л. Г. Капланова и многих других подвижников, периода формирования и утверждения лучших традиций нашей полевой зоологии. Сейчас, когда моральное состояние общества, не исключая научную среду, далеко не благополучно, когда всепоглошающий цинизм и торгашеский дух становится чуть ли не стилем жизни, а возрождение духовности нередко смешивают с возрождением духовенства, более чем своевременно звучат проникнутые высокой одухотворенностью каплановские строки. В них отражен внутренний мир подлинного натуралиста, естествоиспытателя, находящегося в проникновенном восприятии природы, источник душевного равновесия и гармонии».